[B]Без названия[/B]
И тут он сказал: «А вас, Кондилора, я попрошу остаться».
Хотя, нет, всё ведь не так было. Не говорил никто ничего подобного. Да и не было никого вокруг. Рабочий день еще не успел начаться, и были-то там только он, да я. Он подозвал меня, предложил сесть на стул рядом. Помолчал несколько секунд. Отвел взгляд. Ну, делал вид, что разговор ему неприятен. А может и правда, неприятно ему было. Поди тут разберись. Я сразу поняла, о чем пойдет речь. Он, вероятно, ждал, что я удивлюсь. А я не удивилась. Он даже стал говорить о том, что не стоит расстраиваться и делать из этого трагедии. А я сказала, что трагедии никакой нет. А он снова отвел взгляд и снова сделал вид, что смутился. А я спросила надо ли дорабатывать этот день, или надо уходить прямо сейчас. А он сказал, что сегодня еще надо, что с завтрашнего дня. А я ничего не сказала. А потом, кажется, зазвонил телефон, и надо было отвечать на звонки. Или это был не телефон. Может, это был факс. А потом стали все приходить, и начался рабочий день. Такой странный, последний рабочий день. А я к нему, ну, к этому, в пиджаке, даже не испытывала неприязни. И он ко мне, кажется, тоже не испытывал.
И в голове весь день звучало «Прекрасное далёко». Такой детский чистый голос просил, чтобы оно не было жестоко. А у меня голос был хриплый, но я тоже этим хриплым голосом про себя просила неизвестно кого, о том же самом. О том, чтобы прекрасное далёко не было жестоко.
А потом рабочий день кончился, все разошлись, и стало тихо-тихо. Но я все равно так и не услышала, как из механизма выпал один маленький винтик.
Это, наверное, оттого, что в голове по-прежнему звучала та песня.
Про прекрасное далёко.